Прекрасный вопрос, на который у Робин ответа не было.
Откуда бы ей знать, как живут настоящим? Сегодняшний день утекал стремительно, как вода сквозь пальцы, так и оставаясь незамеченным. Никогда не предавала значения, смотрела только вперёд, в будущее. Перспектива была важнее, ради неё всё, что было дорого сейчас, именно в этот момент, могло отправиться на жертвенный алтарь. Впрочем, слово «жертва» Робин не нравилось – она предпочитала считать все свои добровольные лишения инвестициями. Время, здоровье, чувства – свои и чужие – перемалывались, растирались в однородную пыль и обращались частью фундамента её большой мечты. Хорошая всё-таки репутация у мечты, прочная, наработанная столетиями воспевания верящих в свою звезду безумцев. Робин была неважной дочерью, отвратительной подругой и из вон рук плохой невестой. Могла бы приложить усилия, да исправиться, но сил на близких никогда не оставалось. Эгоизм, который в магическом сиянии мечты, обращается самоотверженностью.
Стоило ли оно того?
Пятнадцать лет не было Робин в этих стенах, и ещё пятнадцать бы духу не было, если бы не обстоятельства. Дурная всё-таки привычка, подумалось вдруг ей, искать причины снаружи. Она сама дала своё согласие, а прежде – сама же поставила несмываемое пятно на репутации.
Однако стоит признаться, что и раньше Эвергрин планировала однажды вернуться сюда, причём именно в качестве преподавателя. Однажды, когда она будет в дважды, а то и в трижды, старше, чем сейчас; когда реакция притупится, и рука её будет уже не такой быстрой и меткой, она вернётся, чтобы передать весь свой опыт тем, кому он необходим. Но сейчас – сейчас она была молода, физически здорова. Её место было там, где остались все её боевые товарищи.
И всё же, она сама дала своё согласие. Шервуд, который устроил её в Ильверморни, был человеком умным, проницательным, и, что ещё важнее, хорошим. Не стал бы он давать дурных советов, как не стал бы искать поводы избавиться от неё. Захотел бы – попросту уволил или сослал в другой отдел, где царствует бюрократия, а сотрудники обрастают толстым слоем пыли. Он считал, что школа поможет ей восстановиться. Робин… Робин считала овец каждую ночь, в надежде заснуть.
Остановилась у двери, помедлила. Судя по табличке на двери, не ошиблась. Даже слегка удивилась, что всё ещё помнит, где находится кабинет заместителя. Впрочем, память у неё была, как смола – что раз попадало, оставалось навсегда. К сожалению.
Робин быстро огляделась, словно в поисках других желающих нанести визит господину МакДаффу – она бы с удовольствием оказали им услугу, и уступила свою очередь. Но коридор был пуст, она была одна, и откладывать визит возможным более не представлялось. Ей не хотелось туда идти. Смысла в собеседовании не было, ибо решение уже принято, и изменить его будет сложно. Мало кто захочет отказывать в услуге её руководству. В иных условиях ей бы и в голову не пришло отступать от установленных правил лишь потому, что они впустую потратят время. Правила есть правила, и надо соблюдать их хотя бы потому, что кто-то потрудился их составить.
Пора, решила Робин и костяшкой белого пальца постучала в дверь. Последовало приглашение, и она, не испытывая ни волнения, ни предвкушения, уместных в данных обстоятельствах, вошла.
- Профессор МакДафф, - сказала, кивком приветствуя мужчину. – Робин Эвергрин, защита от тёмных искусств.
Она сделала несколько шагов к его столу, остановилась, ожидая приглашение присесть. Зная, что оно непременно последует, всё равно ждала – не любила нарушать установленный этикетом порядок взаимодействия. Так было комфортнее, когда все играли по правилам без самодеятельности.
Прокрутила в голове свою фразу – должно быть, сказала не то или не так. Старалась звучать вежливо или заинтересованно, а вышло никак. Абсолютно бесцветный голос, вкупе с неизменно чёрными одеждами и ничего не выражающим лицом создавали не лучшее впечатление от кандидата. Ей это не понравилось. Пусть собеседование ничего и не изменит, вести себя стоит достойно и уважительно. Хотелось показать, что она ценит эту возможность, и её новым коллегам не придётся жалеть. В конце концов, никто из них не виноват, что ей пришлось оставить прежнюю работу. И никто, кроме неё самой, не будет за это расплачиваться.